Звездный час  - Николай Эдельман

Уже и слезы давно кончились, а Лиза все сидела за рулем, и ее тело сотрясали конвульсии сухих всхлипов.

Проезжавший мимо старик татарин подобрал Лизу, приняв ее за жертву аварии, и усадил на свою арбу. Ночной взрыв, вторжение, воздушный бой – все это существовало для него в другом мире, не там, где каждый день своим горбом приходилось добывать хлеб насущный. Он выдал Лизе какое-то тряпье прикрыть голые плечи, и флегматичный ишачок потащил скрипящую повозку по узким прибрежным проселкам.

Татарин высадил Лизу на окраине Симеиза и уехал.

Лиза осталась одна. Зачем ее привезли сюда, что ей делать здесь или где-либо еще, она не представляла, но надо было куда-то идти, чтобы не стоять на месте, – и она пошла знакомой, десятки раз хоженной дорогой, оставляя за спиной Кошку с ее отвесными скалами, служившими молодежи для упражнений в альпинизме.

Точно не решаясь ее беспокоить, все было тихое, застывшее, неживое – совсем как у нее в душе, и она не удивлялась окружавшей ее пустоте – наоборот, была лишь рада тому, что никто не видит ее босых ног и наряда, истрепанного до полной непристойности. И лишь по мере приближения к дому ею начала овладевать тревога.

Куда делись люди?! Поселок словно бы совершенно вымер – ни звука, ни движения. Мальцовские особняки стояли угрюмыми замками, как бастионы, покинутые стражами. Как будто бы даже цикады притихли, напуганные гнетущим безмолвием. Вдруг немцы не только высадили десант, но и сбросили на побережье бомбы с газами?!! Да нет, попыталась успокоить себя Лиза. Зачем бы это им было нужно – своих же десантников потравить? И потом, тогда бы кругом лежали трупы – но на улице Лизе не попалось никого, ни живых, ни мертвых.

Лишь из приоткрытой двери соседней с ее домом лавочки, которую содержал господин Спендиаров, неслись звуки радио, растворяясь в воздухе наливавшегося зноем дня. Лиза, проходя мимо, прислушалась – может, новости передают? – однако не услышала ничего, кроме какого-то биг-бенда, в одиночку отдувавшегося за весь онемевший – то ли сбежавший, то ли притаившийся за запертыми дверями и зашторенными окнами – поселок.

Такими же непроницаемыми были окна виллы «Ксения», погруженной в могильную тишину. Уже всерьез охваченная нехорошими предчувствиями, Лиза долго трезвонила и стучала в запертую дверь. Никто не открывал, и Лиза, отчаявшись, хотела было идти к Спендиарову, но тут раздался лязг засова.

В дверном проеме стояла Дуся и оцепенело таращила на молодую хозяйку глаза. В ее ошарашенном лице Лиза как в зеркале видела свое отражение: вся в синяках и царапинах, с разводами слез на грязных щеках, вместо платья – драные лохмотья. Наконец Дусю покинул столбняк, и она ошалело воскликнула:

– Лизавета Дмитриевна!

– Ты что не открываешь? – устало спросила Лиза и сама затворила дверь, отсекая от себя необычайно суровый голос, полившийся было из лавчонки: «Внимание! Внимание! Работают все радиостанции республики…» – Куда все делись? Где Боба, где тетя Клава? – осведомилась она, проходя в гостиную.

– Ой, Лизавета Дмитриевна, тут такое было! – затараторила Дуся, захлебываясь словами. – Боже ж ты мой! Мы уж думали – море загорелось, так все сверкало и полыхало, и светло было, как днем! Народ в одном исподнем прямо из окон сигал! Никто уж не чаял в живых остаться, все решили – светопреставление началось. Говорили – не то комета с неба упала, не то земная ось поломалась, вот солнце и вылезло, когда ему не положено! А едва все стихло да потухло, за Клавдией Петровной и Борисом приехали из Особого отделения. Прямо среди ночи их уволокли, да еще обыск устроили. Так они и не воротились до сих пор. А с утра тут опять ужасти начались!..

– Какие еще ужасти? Немцы, что ли, побывали?

– Нет, упаси боже! – Дуся даже отшатнулась от хозяйки и поспешно перекрестилась. – А вот там, наверху, так палили! Ажно стекла трещали. У нас-то все тихо было. Заходили только двое военных, требовали профессора. Дак откуда ему взяться, если он еще ночью уехал? Ан нет – не поверили, весь дом еще раз перевернули! И говорили как-то не по-нашему, с таким, знаете, выговором…

– Ох, Дуся, так это небось и были немцы, переодетые нашими. И как они тебя не тронули, вот что странно…

– А вы, Лизавета Дмитриевна, их видели? Люди говорят – они прямо с неба спустились, на зонтиках. Это они вас так? А у нас-то что было! – спешила выговориться Дуся, мигом забывая про свои расспросы. – Лично господин Папахин приходил, из Особого отделения.

И строго-настрого они велели, Лизавета Дмитриевна, как вы объявитесь, чтобы тоже сразу к ним, в Ялту, отправлялись. Прямо так и сказали: мол, как Лизавета Дмитриевна придет, тут же нам звони и оповести, а если не позвонишь, мы тебя под монастырь подведем!

При известии о том, что ее требуют в Особое отделение, у Лизы лишь что-то шевельнулось глубоко в груди.

– В Ялту! – утомленно возмутилась она. – Да как же я попаду в Ялту? Немцы ведь повсюду! Если я этим господам нужна, пусть сами приезжают!

– Да вы, может, по морю, Лизавета Дмитриевна, – уговаривала Дуся. – Что ж немцы – на своих зонтиках и по морю плавать могут? А то, ей-богу, придется мне самой им звонить, а они там еще решат, что вы что-то скрываете, раз сами приехать не желаете. На Клавдию-то Петровну как пить дать напраслину возвели, и теперь ее вызволять надо! Вступитесь там за нее, вас все знают, вам поверят!

– Вызволю я ее, как же! – горько промолвила Лиза. – Только вконец все испорчу! И не волнуйся ты так за нее, еще неизвестно, кто там кого допрашивает…

Но, в сущности, на этом ее воля к сопротивлению иссякла. Какая теперь разница, что будет с ней, с тетей Клавой, со всеми остальными?.. И не хватало еще, чтобы ее выдала собственная горничная! И Лиза сказала примирительно:

– Ладно, Дуся, не нервничай, поеду. Только не выталкивай меня из дома, дай хоть вымыться и переодеться.

– Сейчас, Лизавета Дмитриевна, сейчас! – засуетилась Дуся. – Обождите малость, я воду поставлю греться!

Она убежала включать колонку. Лиза раздвинула шторы, которые так любила задергивать тетя, и распахнула окно. В сумраке ей стало зябко, будто большому дому без обитателей даже жарким летом не хватало тепла. В тишине долбили слух гулким тиканьем ходики.

Лиза заглянула в зеркало, убедившись, что напугала горничную, пожалуй, даже сильнее, чем сама себе представляла. Из зеркала на нее уставилось настоящее пугало, пленница абреков, только что извлеченная из зиндана. Она не узнала саму себя: щеки ввалились, делая ее похожей на Марлен Дитрих, волосы потеряли знаменитый золотистый оттенок, превратившись в свалявшуюся пыльную паклю. Уголки рта были скорбно повернуты вниз, запавшие глаза лишились прежнего теплого света, и теперь в них остался лишь какой-то жесткий блеск; на лбу и вокруг глаз пролегли заметные морщинки, сразу состарившие ее на десяток лет; и еще удивительно, что после этой кошмарной ночи она не попала прямиком в желтый дом, где одним психоанализом дело не обошлось бы – как минимум потребовались бы душ Шарко и электрошок. Хорошо хоть, что седины в волосах, вопреки опасениям, вроде бы не появилось…